Строящиеся стадионы в обильном количестве напомнили мне опыт Пиночета.
Это как заводы двойного назначения перед Отечественной войной
"В коридорах под восьмым сектором стадиона в Сантьяго темно – недостаток света переносит всех в мрачную историческую эпоху. Это пространство застыло в 1973 году: пока остальные трибуны обновляли, эту старательно консервировали как напоминание о кровавой эпохе Аугусто Пиночета. 42 года назад, на следующий день после государственного переворота, здесь открылась самая большая тюрьма Чили – для всех, кого подозревали в симпатиях к прежнему правительству или недовольстве революцией.
С тех пор стены в подтрибунном помещении перекрашивали четыре раза, но если приглядеться, то и сейчас можно различить старые рельефы. Заключенные булавками и камнями выковыривали лозунги и имена, рисовали палочки, чтобы считать дни и не потеряться во времени. Говорят, такие символы бьют по психике гораздо сильнее фотографий людей, которых забили до смерти в дни переворота – они ближе и понятнее каждому.
Национальный стадион был тюрьмой два месяца – с 12 сентября по 9 ноября 1973 года. За это время через него прошли от 20 до 40 тысяч человек. По официальным данным, из-за пыток и насилия на допросах погиб 41 человек, кто-то говорит о 300 погибших, но чилийская комиссия по делам политических заключенных пишет о 1850 убитых и 1300 пропавших без вести.
Самые безумные и страшные вещи творились в первые дни: арестованных привозили тысячами, на стадионе был полный хаос, у солдат сдавали нервы, и все это сказывалось во время допросов. Кого-то забивали, не получая нужных ответов, кого-то расстреливали за открытую поддержку прежнего президента Чили Сальвадора Альенде.
«Трупы, бывало, сбрасывали в реку Мапочо или оставляли лежать посреди подтрибунных помещений. Мой знакомый три дня подряд просыпался в окружении трупов, – вспоминает бывший заключенный Мануэль Мендес, который провел на стадионе 50 дней. – Нам говорили, что мы военнопленные. Иногда издевались. Например, говорили, что на следующее утро отпустят, если мы сумеем побриться или хотя бы сильно состричь волосы. Мы ухитрялись сделать это с помощью стекол от очков или окон, с помощью крышек от бутылок. Но это было враньем, нас не отпускали».
Другой заключенный, Адам Счеш, рассказал, что на первом допросе на него напал офицер: «Он ударил меня ногой и прикладом. В результате у меня было сломано ребро, потребовалась помощь. Но я точно знаю, что это не самое страшное, что могло случиться. Я видел залитые кровью лица женщин и пожилых людей. Мужчин могли избивать до тех пор, пока они не начинали издавать животные звуки вместо крика – моя жена видела, как после такого мужчину вынесли на носилках, тело было закрыто одеялом».
«Нам завязывали глаза, били, кидали на пол. Пропускали ток через тело, прижигали руки сигаретами , – рассказывал заключенный Фелипе Агуэро. – Было так страшно, что мне потребовалось много времени, чтобы вернуться на стадион и смотреть футбол, хотя я большой фанат».
«За первые четыре дня заключения я стал свидетелем 400-500 казней: либо слышал выстрелы, либо видел, как падали тела, – продолжал рассказывать ужасы Адам Счеш. – После допроса людей делили на две шеренги. Одним возвращали документы, их почти не охраняли, а рядом со второй стояли солдаты с автоматами. Вот из второй регулярно выдергивали людей, отводили их в сторону, и затем было слышно выстрелы».
Счеш говорил, что никогда не поверит в официальные данные о погибших, потому что в день происходило по 5-7 казней (10-20 человек в каждой группе).
«15 сентября был такой момент. Солдаты стянулись к полю, мы слышали, как оттуда доносилась песня Venceremos («Мы победим» – гимн избирательной кампании Сальвадора Альенде, которого убили во время переворота – прим.). Раздались выстрелы. Чем больше стреляли, тем меньше голосов доносилось. Вскоре песня окончательно затихла, прекратились и выстрелы. Охранники позже обсуждали это между собой, и мы услышали, что там было 37 человек».
Пение было популярным способом забыть о тюрьме хотя бы на несколько минут. Действующий посол Чили в Мексике Рикардо Нуньес, который тоже был арестован в 1973 году, рассказывал, что заключенные могли исполнить несколько песен подряд. «Еще мы смотрели за тем, как сотрудники стадиона стригли траву. Когда они появлялись на газоне, мы кричали: «Гоооол!» Это позволяло сохранять хоть какое-то настроение».
