Обалденный стих про ложь...
Написано в 1705 году, но как будто сейчас...
(Б. Мандевиль).
В просторном улье пчелы жили,
Там все имелось в изобилье;
И множились науки в нем,
И шел промышленный подъем;
Закона и оружья сила
Его величие хранила;
И каждой новою весной
Он порождал за роем рой.
Ни деспота не знал он власти,
Ни демократии напасти;
Им управлял король, чей трон
Законом был давно стеснен.
Там жили пчелы жизнью вольной,
Но были вечно недовольны.
Ну, словом, был пчелиный рой
Во всем похож на род людской,
Производили то же пчелы,
Что наши города и села:
Все те предметы, что нужны
Для мирной жизни и войны.
И нет у нас таких строений,
Машин, судов, изобретений,
Наук, искусств и мастерских,
Каких бы не было у них.
Посредством крохотных орудий
Они все делали, как люди;
И нам хватает наших слов
Для описанья их трудов.
Из человечьих дел едва ли
Они чего-нибудь не знали,
Ну разве что иных затей —
Игральных, например, костей.
И то едва ли; в самом деле,
Ведь короли солдат имели —
А разве был на свете полк,
Где в играх бы не знали толк?
Итак, цвел улей плодовитый,
До крышки пчелами набитый;
И в нем, как в обществе людей,
Кипели тысячи страстей,
Достигнув почестей и власти;
Другие в копях, в мастерских
Всю жизнь работали на них,
Полмира, почитай, кормили,
А сами как илоты жили.
Тот, кто имел свой капитал,
Себя ничем не утруждал
И только прибыли считал;
Другие знали лишь работу,
Работу до седьмого поту,
И спину гнули день-деньской,
Питаясь хлебом и водой.
Но было и немало сброда
Среди пчелиного народа,
Тех пчел, кто ради темных дел
Общеполезный труд презрел;
Плуты, хапуги, сутенеры,
Гадалки, шарлатаны, воры —
Все шли на хитрость и обман,
Дабы набить себе карман.
И остальные, впрочем, тоже
Вели себя, увы, похоже:
Весьма солидные мужи
Отнюдь не избегали лжи,
И были в улье том едва ли
Занятья,где б не плутовали.
Здесь каждый адвокат владел
Искусством раздуванья дел
И, ловко разжигая споры,
Клиентов грабил хуже вора.
Суды веденье тяжб всегда
Растягивали на года,
Однако было все в порядке,
Когда судье давали взятки;
За эти воздаянья он
Так рьяно изучал закон,
Как взломщик изучает лавки,
Чтоб лучше обобрать прилавки.
Врачи заботились скорей
О репутации своей,
А не о том, чтобы леченье
Несло больному облегченье;
Стремясь доверье заслужить,
Старались чуткими прослыть:
Войти с улыбкой в дом больного,
Приветливое молвить слово
И угодить его родне,
Любой внимая болтовне.
Мужи духовного сословья
Не чужды были суесловья
И, хоть служили при богах,
Погрязли в низменных грехах.
Всем досаждали их чванливость,
Корыстолюбье, похотливость —
Пороки, свойственные им,
Как кражи мелкие — портным.
Они, вперяя взоры в небо,
Послать молили корку хлеба,
А сами жаждали притом
Заполучить амбар с зерном.
Пока жрецы вовсю радели,
Те, кто их нанял, богатели,
Благополучием своим
Весьма обязанные им.
Бои ведущие солдаты
Не оставались без оплаты,
А тех, кто бойни избегал,
Судил военный трибунал;
Причем указ был очень строгий
Им просто отрубали ноги.
Отнюдь не всякий генерал
С врагами честно воевал;
Иной, на деньги шибко падкий,
Щадил противника за взятки.
Те, кто был в битвах смел и рьян,
Считать не успевали ран;
А трусы по домам сидели,
Зато двойной оклад имели.
Лишь на оклад никто не жил
Из тех, кто при дворе служил;
Ревнители служенья трону
Бесстыдно грабили корону
И, обирая королей,
Хвалились честностью своей.
Везде чинуши плутовали;
Но чтоб о том не толковали,
Они мошенничества плод
Умели выдать за доход
И называли честной сделкой
Любую грязную проделку.
Ну, словом, каждая пчела
Обогащалась как могла,
Доходы большие имея,
Чем думал тот, кто знался с нею;
Так выигрыш скрывает свой
От остальных игрок любой.
Не перечесть все их проделки,
Навоз — и тот бывал подделкой,
И удобренье для полей
Сплошь состояло из камней.
В своем стремленье жить богато
Всяк норовил надуть собрата
Иль вымещал на нем свой срам,
Когда бывал обманут сам.
Хотя и были у Фемиды
Глаза повязкою закрыты,
Ее карающая длань
Охотно принимала дань.
И всем, конечно, было ясно:
Ее решение пристрастно,
Богиня делает лишь вид,
Что судит так, как долг велит.
Она судом грозила строгим
Лишь неимущим и убогим,
Тем, кто нуждой был принужден
Немного преступить закон.
Зато богатый, именитый
Был защищен мечом Фемиды,
Всегда готовым чернь карать,
Дабы обезопасить знать.
Пороком улей был снедаем,
Но в целом он являлся раем,
Он жизнестойкостью своей
Страшил врагов, дивил друзей;
И не было средь ульев равных
Ему в его деяньях славных.
Такой уж был гражданский строй,
Что благо нес порок любой,
Что все благие устремленья
Предполагали преступленья;
И даже худшая пчела
Для пользы общества жила.
Весьма искусное правленье
Всех пчел хранило единенье.
Хоть пчелы и роптали, рой
Согласно жил семьей большой;
Оказывали все друг другу
Как бы невольную услугу;
И добродетели одних
Питали слабости других.
Здесь скупость мотовству служила,
А роскошь бедняков кормила;
Будили трудолюбье здесь
Тщеславье, зависть, алчность, спесь.
К тому ж у этого народа
На все менялась быстро мода;
Сей странный к переменам пыл
Торговли двигателем был.
В еде, в одежде, в развлеченье—
Во всем стремились к перемене;
И образцы новейших мод
Уж забывали через год.
Сменяя в обществе порядки,
В нем устраняли недостатки;
В итоге славным пчелам зло
Благополучие несло.
Плоды пороков пожиная.
Цвела держава восковая.
Изобретательность и труд
Впрямь чудеса творили тут;
Из поколенья в поколенье
Росли достатки населенья;
И жил теперь бедняк простой
Получше, чем богач былой.
Но как обманчиво блаженство!
Когда бы знать, что совершенство
И бога нам не в силах дать,
Не стали твари бы роптать;
Они ж, чуть что, вовсю вопили:
«Мошенники нас погубили!
Что власть, что армия, что суд —
На воре вор, на плуте плут!»
И те, что сами плутовали,
Других за плутни бичевали.
Один богач — как раз из тех,
Кто жил, обманывая всех, —
Орал, что к светопреставленью
Ведут все эти преступленья.
И кто же тот разбойник был,
Кого так люто он бранил?
Прохвост-перчаточник, продавший
Ему овчину вместо замши.
Прекрасно шли у пчел дела,
И польза всем от них была,
И все же все кричали: «Боги,
Хотим жить честно! Будьте строги!»
Услышав их мольбы, Гермес
Лишь усмехнулся; ну а Зевс
Сказал, сверкнувши гневным оком:
«Что ж, это будет им уроком».
И вот — о чудо из чудес!
Из жизни пчел обман исчез;
Забыты хитрости и плутни,
Все стали честны, даже трутни;
И вызывает только стыд
У трезвых пчел их прежний быт.
О славный улей! Даже жутко,
Какую с ним сыграли шутку!
За полчаса по всей стране
Продукты снизились в цене;
Все сняли маску лицемерья
И жаждут полного доверья;
Презрела роскошь даже знать;
Ну прямо улей не узнать.
Заимодавцам нет заботы,
И адвокаты без работы,
Поскольку сразу должники
Вернули с радостью долги,
А кои возвратить забыли,
Тем кредиторы долг простили.
За прекращеньем многих дел
И род судейских поредел;
Последним туго, как известно,
Когда дела ведутся честно:
Доходов не приносит суд,
И из судов они бегут.
Одних преступников казнили,
Других на волю отпустили.
Едва застенок опустел,
Оставшись вовсе не у дел,
Из улья отбыла Фемида,
А с ней — ее большая свита.
Толпой шли чинно кузнецы —
Тюремной утвари творцы —
С железными дверьми, замками,
Решетками и кандалами;
Шел весь тюремный персонал,
Что заключенных охранял;
От них на должном расстоянье —
Палач в багряном одеянье,
Но не с мифическим мечом —
С веревкой шел и топором;
За ним, в кругу шерифов, судей,
Везли богиню правосудья.
Теперь лечить ненужных смел
Лишь тот, кто врачевать умел,
И даже в селах захолустных
Хватало лекарей искусных.
Больных старались так лечить,
Чтоб их страданья облегчить,
Причем без всяких выгод личных
И без таблеток заграничных;
Знал лекарь: и в своей стране
Замену им найдет вполне.
Жрецы отныне не ленились,
Со всем усердием молились
И славословили богов,
Не полагаясь на дьячков:
А те, что барствовать хотели,—
Все оказались не при деле
(Которое для честных пчел
Иной бы и ненужным счел).
Верховный жрец теперь всецело
Отдал себя святому делу
И голос свой подать не смел
При разрешенье светских дел.
Зато любой бедняк и нищий
Могли найти в его жилище
Чем подкрепиться: хлеб и эль,
А путник — теплую постель.
Министры поняли, что надо
Жить только на свои оклады;
И нетерпим стал с этих пор
К любому жульничеству двор.
И если сутками в приемной
Ждала своей награды скромной
Иная бедная пчела
И получить ее могла,
Лишь сунув клерку в руку крону,
Того карали по закону;
Хотя в былые времена
Прощалась большая вина.
Досель на каждом злачном месте
Сидело по три чина вместе;
Дабы друг другу не давать
Чрезмерно много воровать;
Они друг друга наблюдали
И вскоре вместе плутовали,
А ныне лишь один сидел,
Другие были не у дел
Все пчелы для уплаты долга
Распродают: отрезы шелка,
Фарфор, кареты, скакуны
Идут с торгов за полцены.
Они готовы:бедняками
Скорее быть, чем должниками.
Они бегут ненужных трат,
Не шлют за рубежи солдат,
Не ценят воинскую славу,
Однако за свою державу,
За право мирно, вольно жить
Готовы головы сложить.
Куда ни глянь — не то, что было:
Торговлю честность погубила,
Осталась уйма пчел без дел,
И улей быстро опустел.
Пропали богачи и моты,
Что деньги тратили без счета;
Занятья где теперь найдут
Все те, кто продавал свой труд?
Конец закупкам и заказам —
И производство гибнет разом;
Везде теперь один ответ:
«Нет сбыта — и работы нет».
На землю даже пали цены;
Сдают внаем дворцы, чьи стены
Само искусство возвело;
И, удивленные зело,
Печально зрят сей строй убогий
Их охраняющие боги.
Без дела плотник, камнерез,
На их работу спрос исчез;
Пришло в упадок, захирело
Градостроительное дело,
И живописца дивный труд
Уж никому не нужен тут.
У пчел мизерные оклады,
На день хватает — ну и рады,
И больших нет у них забот,
Чем оплатить в таверне счет.
Теперь кокетки записные
Не носят платья золотые;
Не закупает крупный чин
Ни дичи, ни французских вин;
Да и придворный равнодушен
К тому, что подают на ужин,
Которому теперь цена
Не та, что в оны времена.
Еще совсем недавно Хлоя
Богатства ради и покоя
Толкала мужа своего
На плутовство и воровство,
Теперь пускает в распродажу
Златую утварь, мебель даже —
Те вещи, ради коих рой
Творил в Вест-Индии разбой.
Пришли иные в улей нравы;
Забыты моды и забавы;
Нет шелка, бархата, парчи —
Не ткут их более ткачи.
Беднее стали все раз во сто,
Зато все дешево и просто,
Зато обрел пчелиный рой
И мир, и счастье, и покой.
Берут лишь то, что даст природа;
Сады растут без садовода
И глаз не радуют плодом,
Взращенным знаньем и трудом.
Уж не плывут в чужие страны
Судов торговых караваны;
Нигде не видно ни купцов,
Ни финансистов, ни дельцов;
Все ремесло пришло в расстройство;
Бич трудолюбия, довольство,
Мешает выгоду искать
И большего, чем есть, желать.
И тут на улей опустелый
Коварные соседи смело
Со всех сторон пошли войной;
И закипел кровавый бой!
И год, и два — враги все рвутся;
Отважно, храбро пчелы бьются;
Их мужество в конце концов
Спасает улей от врагов.
Победа! но победа рою
Досталась дорогой ценою.
Мильоны пали, и страна
Была вконец разорена.
Финал послужит всем уроком:
Покой — и тот сочтя пороком,
Проникшись духом простоты
И первородной чистоты,
Настолько пчелы опростели,
Что все в дупло перелетели,
Где, честной бедностью своей
Гордясь, живут до наших дней.
Мораль
Да будет всем глупцам известно,
Что улей жить не может честно.
Богатство, славу умножать,
Притом пороков избежать
Нельзя; такое положенье
Возможно лишь в воображенье.
Нам — это все понять должны —
Тщеславье, роскошь, ложь нужны;
В делах нам будучи подмогой,
Они приносят выгод много.
Конечно, голод — это зло,
Но без него бы не могло.
Раздобывать себе съестное,
Расти и крепнуть все живое.
Лоза плодов не принесет,
Пока дикаркою растет;
Чтоб зрели грозди винограда,
Лозу не раз подрезать надо;
Но вот подвязана она,
Вся ссохлась, вся искривлена,
А сколько нам дает вина!
Так и порок полезен людям,
Когда он связан правосудьем.
Чтоб стать народ великим мог,
В нем должен свить гнездо порок;
Достатка — все тему свидетель —
Не даст ему лишь добродетель.
И те, кто век вернет иной,
Прекраснодушный, золотой,
Верша все честными руками,
Питаться будут желудями
