По-прежнему готовлю на газу. Брёвна и жерди для строительства таскаю с вершины горы (метров сто до меня), поскольку на крутом горном склоне рядом с моей Радостью растут только отдельные редкие деревья, и сухостоя нет.
Копаю пещеру, вытаскиваю из неё по узкому ходу куб за кубом. Найденные кости отдаю палеонтологу Оводову. Он говорит, что самым старым костям 10 тыс. лет.
Сентябрь. Иду в мою Радость по лесной дороге.
Показывается дачный массив.
Из одного дачного домика выходит усатый мужик лет пятидесяти и начинает меня предостерегать:
– Позавчера просыпаюсь в пять утра, чувствую, кто-то возле дома шарится. Гляжу: в пяти метрах от моей избушки сидит медведь и пьёт моё молоко из тетрапака. Хватаю петарду, стреляю ей верх. Мишке фейерверк приходится не по душе, поэтому он перепрыгивает через забор, пересекает два или три участка и принимается есть ягоду у соседа. Вчера просыпаюсь в пять утра – медведь объедает с куста мою облепиху. Я пускаю петарду – мишка убегает к соседу, у него ест ягоду и капусту. Сегодня просыпаюсь в пять утра – опять мой непрошенный гость моей ягодкой лакомится. Я, как обычно, за петарду. Он, как обычно, через забор к соседу. Так что ты, турист, поосторожнее в лесу – медведь возле дачи ходит.
Ну, я знаю, что этот дачный мишка и возле моей пещеры ходит – видел его говно, украшенное ягодками облепихи. На Торгашинском хребте дикая облепиха не растёт, она только на огородах присутствует. Вот на левом берегу Енисея – там и дикая облепиха в лесу встречается, а здесь, на правом, только садовая, человеком посаженная.
На случай встречи с медведем ношу с собой “сигнальный патрон охотника” (мини-ракетница) и пару-тройку фальшфейеров. В интернете читал историю, как шёл один мужик зимой по лесу, выбрался на поляну, глядь: медведь медвежонка ест. Человека увидел – оторвался от медвежонка, к нему двинулся. Тут мужик достал фальшфейер, дёрнул за шнур – и столб ослепительного оранжевого огня как полыхнул на несколько метров, густой оранжевый дым как полетел к небесам. Минут пять фальшфейер горит ослепительным светом, а как погаснет, в глазах оранжевые круги ходят. Косолапый хозяин тайги глянул на это дело и потопал медвежонка доедать. А мужик дальше пошёл своей дорогой. В интернете эту историю народ обсуждал, и вывод таков: зимой медведя фальшфейер может и не остановить. Но скорее всего остановит. А лето – не зима, летом мишки предпочитают людей обходить.
В 2012 году в нашем крае было очень много лесных пожаров. Одновременно горели тысячи квадратных километров тайги. В 80-х годах три раза в день – утром, днём и вечером – пожарные самолёты делали облёт территории. И ежели замечали возгорание леса, то бросали парашютистов для борьбы с огнём. Поэтому в то время лесных пожаров было мало. А в связи с перестройкой выделение денег на авиационное топливо прекратилось, поэтому стал делаться только один облёт в неделю. В неделю! Сейчас тоже денег нет на тушение лесных пожаров, поэтому тайга горит и горит.
Ехали мы летом 2012 года в город Лесосибирск – 300 км к северу от Красноярска. По дороге видели два лесных пожара – один км через 100, другой – км через 200. Жил я в Лесосибирске десять дней – дышать от лесных пожаров нечем. Вначале горела тайга с одной стороны города, потом – с другой. Поехали в коттеджный посёлок близ Лесосибирска – вдоль дороги огромная свалка. И вся горит. И подлесок вокруг свалки тоже горит – несколько гектаров. И тушить некому. Приехали в трёхэтажный особняк – его хозяин гусей разводит, у него только в племенном стаде 6 тысяч голов гусей. Так вот, хозяин коттеджа поведал, что на его озеро (рядом с домом и гусятником) медведь пришёл. Участок его таёжный выгорел дотла, вот косолапый и стал искать новое место обитания.
И в Красноярске то же самое – медведи с гарей прибежали в пригородную зону кормиться, жирок на зиму нагуливать.
Ну, так вот, иду, значит, я дальше по лесной дороге. Свойство этой дороги таково, что проехать по ней могут только квадроциклы, кроссовые мотоциклы и тяжёлая внедорожная техника. Они и ездят по ней. Нередко мне попадаются. Кое-кто из мотоциклистов/квадроциклистов меня приветствует, настолько я им уже примелькался.
Даже здесь, в этой глухомани, возле дорог встречается мусор: пластиковые пакеты, бутылки. Раньше мусора вдоль дороги было меньше, гораздо меньше. Да раньше и дорог-то почти не было – только тропы. Квадроциклисты разъездили. От них же и мусор вдоль дороги. По мере сил пытаюсь с засорением леса бороться – на обратном пути собираю мусор в пакет и доношу до дачной помойки. Так что та дорога, по которой я иду в Радость, чистая. Но стоит мне только пойти гулять по другим дорогам… Боже ж Ты ж мой же ж!!! – такого обилия мусора мне и в целую пятилетку не вынести – я же не пятитонный самосвал.
Вспомнилось стихотворение красноярского поэта Антона Николаевича Нечаева “Тропы”.
На горные вершины, словно плавающие в дали
натекают облака, как будто горы хотят умыться,
блестят маленькие озёра, похожие на удивлённые глаза земли
не могущие зажмуриться или закрыться.
А выше – громадины-глыбы похожи на любящих жертвы жриц,
или на пальцы богатыря, которого закопали,
ветви деревьев, как крылья привязанных птиц:
здесь в силки попались целые стаи –
столько здесь сосновых лесов
в почву прочно пробралось корнями,
тропа бежит впереди, как пёс из тех пород псов
что спасают в горах или служат поводырями.
Ветер на бегу превосходно пьётся,
пьяня, разгоняя сплин,
целебные травы заваривает солнце
в утреннем тумане низин,
над которыми нависли гряды,
бархатный настой из низин хлебая, как из котелка,
словно река, образуя причудливые меандры,
плутает в лесу тропа.
Бежит тропа, осторожно спуская меня с пригорка,
перебрасывая на склон, который не так покат,
так меняющая логово самка волка
бережно переносит в зубах волчат,
так и медведица своих детей
нежным рёвом зовёт к берлоге,
из горных недр выныривает ручей
и скользкой змеёй падает мне под ноги,
и ползёт, извиваясь, вниз
словно к добыче, подбираясь к болоту, вогнутому, как блюдце
с ручья, как с прогнившей нити срываются бриллианты брызг
и, словно стеклянные, тут же бьются.
А тропа бежит дальше и вдруг, попрыгав по камням, смахнув мои следы,
словно с верстака стружки,
тропа выводит меня на огромный луг,
где травы склонились, как шепчущиеся подружки.
Они как будто сплелись в венок. В этом венке
столько ласки и нежности девственной и ранимой,
как будто на косы земле
райские цветы положил любимый.
За лугом, как лики древних богов,
разлаписто чащи приготовились к обороне,
похожие на спутанные вереницы веков
на поленницы дров, составленные на склоне.
И я чувствую себя как дерево и вода,
как небо, рассыпанное в лепестках синим,
тропа утеряна. Но там где я, там и тропа,
и ничто из сущего меня не отринет.
Иду уже три часа, приближаюсь к избе. На часах 11 утра. Навстречу мне идёт девушка с большим рюкзаком.
– Из избы Скалка? – спрашиваю я её после приветствия.
– Нет, я просто по лесу гуляю.
