Печать

Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.
1 час 1 день 1 неделя 1 месяц Навсегда

[Siringa]

Пелагея. "Не для тебя..."

   http://www.youtube.com/watch?v=EzBLTEuuJpQ&feature=related

[Шелтопорог]

Сальваторе АдамО.

[Шелтопорог]

Прощание с новогодней елкой

 (одна из наиболее любимых вещей)

[Лина]

 Для меня музыка-что-то очень важное и главное из того, что есть в жизни. Но управлять эмоциями с помощью музыки я не могу.
Если мне тоскливо, то веселую музыку слушать не буду,она меня просто раздражает.
Поэтому музыка всегда усиливает то состояние, которое есть.
 Я еще очень люблю изображать музыку движением, то есть танцевать
спонтанные танцы или есть еще такое понятие"грязные танцы".Иногда перестаешь ощущать свое бренное тело . Тело подчинено какому-то ритму, а душа полностью сливается с мелодией и парит где-то в блаженстве мелодии и звуков.Для меня это самая яркая эмоция из того, что я испытала в жизни.

[Siringa]

Орган

Сегодня Жанне предстояло отобрать четвероклашек в школьный хор.
4-й "В", как самый хулиганистый класс, не приветствовал её вставанием со старых кресел актового зала, где проводились уроки пения. Впрочем, она к этому привыкла, как привыкла и к своему прозвищу среди младшеклассников - "Жижа". Это пошло еще с тех пор, как на первом же занятии она начала тестировать учеников на произношение шипящих, заставляя их произносить нелепые "жижа шуше шила вжигу".
А, может, эта "Жижа" пошла от её имени - Жанна.

В общем, после традиционного "Шухер, - Жижа!" и неспешного рассаживания по местам, она поставила пластинку с русскими народными песнями и стала ходить по рядам, внимательно прислушиваясь к тянущим ноты четвероклассникам, в неясных случаях прикладывая, по-обыкновению, свою ладонь к груди испытуемого.
Все знали о такой Жижиной особенности и давно не возражали, но сегодня всё получилось иначе. Круглолицый чубатый Витька вдруг скинул её руку со своей тщедушной груди и брезгливо процедил, чтобы она его не трогала, он ей не собачка, чтобы его тискать.

Довести Жижу до слез ничего не стоило, потому уже через минуту в актовом зале все хохотали, радуясь внезапному окончанию урока, а Жанна тихо плакала в дальнем углу библиотеки, в кабинете рядом, пока старая библиотекарша пыталась её утешить. Трясущимися ладонями Жанна проводила то и дело по остывшим батареям, чувствуя их вибрацию - этажом ниже рабочие снимали часть отопительных приборов, выбивая ритм быстрыми поворотами разводного ключа.

Когда-то, на целый год, вот этот ритм, передающийся маленьким ладошкам, был единственным её способом почувствовать звук. Слух у неё пропал в шесть лет, врачи ничего не обещали и, похоже, уже были бессильны. А ставшая от своего недуга замкнутой, девочка подолгу сидела на железнодорожной насыпи, держа руки на гудящих от приближающегося поезда рельсах, "слушая" и сама неслышно подвывая в тон гудению.

Однажды мама взяла её к парикмахерше-пенсионерке, иногда подрабатывающей изготовлением модных шиньонов и париков, да вязавшей теплые колючие свитера на продажу. Разговорившись с хозяйкой, мама осталась и после примерки, вспоминая с удовольствием общих знакомых из родной, для обеих, деревни. Жанну никто не одергивал в чужом доме, потому она с интересом разглядывала развешанные по стенам наивные картинки, вырезки из старых журналов, трогала, обжигаясь, выбеленную известкой печку, а потом, вдруг, положила ладони на вибрирующую прялку хозяйки, которой орудовала бабушка во время разговора, нажимая потертую скрипучую деревянную педаль и помогая веретену руками.
Хозяйка ничего не сказала, только еще усерднее стала крутить веретено и следить за реакцией девочки.

Через неделю, когда шиньон был готов, мама вернулась от парикмахерши с заказом и какими-то листочками, исписанными крупным размашистым почерком. А через две недели они с мамой оказались в волшебном месте, в Прибалтике, где Жанна впервые увидела шоколадное печенье, булыжную мостовую, море и много чего еще интересного.

На второй день они куда-то поехали на электричке, потом долго шли среди красивых домов, легких, невесомых, разнообразно украшенных, пока не оказались перед воротами домика, выглядевшего, как пряничный, из старой детской сказки - со всеми деталями, будто собранными из спичек, такие махонькие они были. Ворота открыла строгая высокая женщина, вся седая, в чопорном головном уборе и с руками, сплошь покрытыми старыми шрамами. Женщина что-то сказала, потом, чуть поморщившись, переспросила:
- Вам кого?
Мама подала седой листочки, привезенные из дома. Та недовольно оглядела кривоватые строки, явно не собираясь читать, потом перевернула и присмотрелась к последним словам написанного. Вдруг показалось, что она внезапно забыла про свою строгость и чопорность, чуть охнула и даже повернулась в сторону дома, позабыв закрыть ворота и только в дверях вспомнив про гостей.

Потом всё было хорошо - они сидели в большой просторной комнате с непривычно красивой мебелью, слушали уже успокоившуюся, но по-прежнему качающую головой хозяйку, а мама о чем-то говорила с ней, уголком платка вытирая слезы.

Через день, рано утром, вдоволь нагулявшись по Старой Риге, Жанна с мамой вошли в Домский собор, сопровождаемые той седовласой женщиной и строгим мужчиной в нелепом одеянии, немного недовольном, но строго отчитываемом приведшей их сюда дамой при любых попытках остановить их маленькую группу.
Когда заиграл орган, Жанна, почему-то заранее поняв, что сейчас будет происходить, встала с левой стороны органа и обняла своими маленькими руками вибрирующие трубки...
Так, в походах к органу, прошло полтора месяца, пока однажды мама не увидела, как Жанна стоит у первых рядов зрительских кресел, подняв руки, но не приближаясь к трубкам, а изумленно крутя головой, наклоняя её то в одну, то в другую сторону и глупо улыбаясь при этом.

А дальше была музыкальная школа, учителя которой не догадывались о пережитом девочкой, потом институт...
Единственное, что ныне напоминало о тех временах - привычка Жанны для лучшего понимания звука прикладывать ладони к его источнику. Не всем это нравилось, - вот, как сегодняшнему Витьке, - но ей за это никто еще не высказывал презрения. Сегодня впереди три урока, а она уже расклеилась, как девчонка...

Витька пришел к ней домой вечером, виноватый и смущенный, принёс вкусное шоколадное печенье, присланное дядькой из Риги, к концу чаепития совсем осмелевший и даже уговоривший Жанну показать старый немецкий аккордеон - подарок её педагога в институте. Витька, конечно, боялся неисправляемой и первой для себя двойки по пению, но потом и сам заметно проникся уважением к этой маленькой женщине, оживленно артикулирующей ему ноты, издаваемые её многочисленными музыкальными инструментами.

Назавтра библиотекарша, всё же, нажаловалась директору школы и Витьке влетело за срыв урока - хорошо еще, что без "двойки".

 Жанна вскоре уехала куда-то в маленький городок в Поволжье, где, говорят, немцы поставили новый небольшой орган. Там, конечно, не Домский собор, но звучание обещали очень необычное.

Витьку из хора выгнали, о чем он, собственно, не очень-то и жалел, вместо этого пропадая вечерами у бабушки, слушая её рассказы о давних временах под жужжание прялки и скрип старой педали на ней.

http://serafimm.livejournal.com/232810.html

[Шелтопорог]

 

[Шаня]

Н. Добронравов

Над предгорьями Кавказа солнце доброе не светит.
Старики вздыхают молча. Исподлобья смотрят дети.
Вырубают виноградник, — без вины пришла расплата.
Виноградная лоза, — ты ни в чём не виновата…

Ты дарила людям радость, звонко пела и смеялась.
Гибкий стан твой порубали. Поле мёртвое осталось…
Рубанули за мгновенья. За столетья — нет возврата…
Виноградная лоза, — ты ни в чём не виновата…

Вырубали (мы-то знаем!) из поэм и песен строчки.
И кедровник вырубали. И людей — поодиночке.
Ах, как лихо, ах, как просто, — одним махом всё поборем!
Бывший стих и бывший труд, — всё под корень, всё под корень!

Доброта в посеве правды. Только злоба в разрушенье.
Вот уже навеки в ссоре близлежащие селенья.
Ах, как страшно, если руку поднимает брат на брата!
Виноградная лоза, — ты ни в чём не виновата…

Всё как будто бы, как прежде… Ручейки сбегают к морю.
Только мёртвые равнины, — словно памятники горю,
Словно вызов нашим предкам, словно нежности утрата.
Виноградная лоза, — ты ни в чём не виновата…

...................

я не слышала её никогда, понравилось очень.  Спасибо.

[НаталияСорокина]

  Жаль, что по вине переводчика "Легкомысленные танцы" представлены, как "Грязные танцы" (я про х\ф и упомянутое выше выражение).

[Шелтопорог]

Не ходить путями старыми
Новых вовсе не торить...

[Шелтопорог]

 

[Лина]

Жаль, что по вине переводчика "Легкомысленные танцы" представлены, как "Грязные танцы" (я про х\ф и упомянутое выше выражение).

Да, действительно жаль, что так назван фильм ,ну и подобного рода танцы.  Но "Легкомысленные танцы", мне кажется, их тоже не назовешь. Какие-нибудь "Страстные" или " Спонтанные" может быть.

[Шаня]

Странная песенка...  она не только о войне

только сейчас обратила внимание, впервые

Ещё до встречи вышла нам разлука,
И всё же о тебе я вижу сны.

......
не только о войне...
возможно это и о прошлых жизнях?
еще о том, что наши сны это пути-дорожки в наше прошлое...а может быть и в наше будущее...

[Siringa]

Елена КАМБУРОВА!
Приходи на меня посмотреть  http://ololo.fm/search/Елена+Камбурова+Романс

[Siringa]

.Песня в исполнении Елены Камбуровой звучит замечательно,но как ее здесь разместить я не знаю, поэтому только слова.
муз. Е. Крылатов
сл.  С. Говорухин

Елена Камбурова "Бабий век"

 http://excellentmusic.ru/index.php?a=22968

[НаталияСорокина]

А вот, еще "Песня о разлуке"
ИСПОЛНЯЕТ Е. КАМБУРОВА.

(Из к\ф "Гардемарины, вперёд!")
 на сайте: http:\\kino-teatr.ru
поэт Юрий Ряшенцев.
композитор Виктор Лебедев.

И глянет мгла из всех болот и всех теснин,
И засвистит веселый кнут над пегой парою.
Ты запоешь свою тоску, летя во тьму один,
А я, одна, заплачу песню старую.

Разлука - вот извечный враг российских грез.
Разлука - вот полночный тать в счастливой полночи,
И лишь земля из-под колес, и не расслышать из-за гроз
Ни ваших шпаг, ни наших слез, ни слов о помощи.

Какой беде из века в век обречены?
Какой нужде мы платим дань, прощаясь с милыми?
И почему нам эта явь такие дарит сны,
Что - дивный свет над песнями унылыми?

Быть может, нам не размыкать счастливых рук?
Быть может, нам распрячь коней на веки вечные?
Но стонет север, кличет юг, и вновь колес прощальный стук,
И вот судьба разбита вдруг о версты встречные.