Наука давно уперлась в необходимость серьезного расширения своей "базы данных". И не за счет того, что от нас далеко, за сотни световых лет... а за счет того, что всегда было рядом.
Вообще-то "база науки" состоит из подмеченных в природе закономерностей, а отнюдь не в накоплении каких-то предметов, относительно которых можно было бы сказать, что они находятся рядом или далеко. Вот Галилей лазал на башню вовсе не потому, что его интересовало что-то на высоте. Его-то как раз интересовал вполне обыденный вопрос о падении предметов на землю.
У Омара Хайяма (а точнее у его переводчика
) есть очень хорошая формулировка:
Все, что видим мы, видимость только одна.
Далеко от поверхности мира/моря*
до дна.
Полагай несущественным явное в мире,
Ибо тайная сущность вещей не видна.* в одних переводах на этом месте стоит слово "мира", а в других "моря". Мне нравится первый вариант.
Галилея, как и многих из нас, интересует как раз ближайшая к нам "видимость" (поверхность моря), тогда как для того чтобы разобраться в ее сущности (причинах) приходится нырять в глубину. Вот и та башня или нынешний коллайдер есть лишь средства для лазания в те глубины.
Впрочем, выразилась я не совсем удачно, т.к. из моих слов может сложиться впечатление, что спустившись на дно моря или забравшись на башню, мы увидим нечто большее, чем на старом месте. Тогда как я хотела сказать нечто другое. Спустившись в батискафе на дно моря или забравшись на вершину башни, мы лишь увидим другую видимость с этих экзотических точек зрения, но автоматически не углубимся в сущность явлений. Именно поэтому глубоководная рыба или высоко летящая птица не мудрее нас.
Лазать на башню Галилею было необходимо не потому, что с башни его проблема была лучше видна, а для того, чтобы осознать ТЕНДЕНЦИЮ! В данном случае - тенденцию изменения времени падения от длины пути. Поэтому с тем же успехом Галилей мог бы бросать свои камушки в пропасть или глубокий колодец, а не лазать на башню. Вот и нынешние ученые во все глаза смотрят в телескопы на далекие от нас астрономические объекты не столько потому, что их интересует экзотическая видимость, сколько потому, что они так же, как Галилей, выявляют тенденции, осознание которых позволяет проникнуть разумом в сущность того, что нас непосредственно окружает.
Именно поэтому мне так претит ваша трактовка восприятия, как разновидности видимости. Т.е. вы, в пику Хайяму, считаете, что сущность вещей можно увидеть из экзотических мест, не понимая того, что видимость она и есть видимость, откуда на мир не смотри. Просто в одном месте видно одно, а в другом другое, тогда как до сущности и то и другое одинаково далеко.
Сущность выявляется не зрением и не слухом - она выявляется разумом! Без аналитической работы разума, направленной на выявление той сущности из базы данных, те данные так и останутся эмпирическим материалом и не более того. Особо подчеркиваю, что такого рода выявление сущности вовсе не означает, что эта сущность находилась в базе и была выявлена путем просеивания ее через сито, наподобие иголки в стоге сена. Сущность - не иголка! И в базе наших наблюдений мира она не содержится. База наблюдений лишь отражает те тенденции (хотя тенденции тоже не являются элементами той базы), которые пытается объяснить разум, сопоставлял их с другими тенденциями.
Если опытная база наблюдений велика, то это не означает, что в ней содержится больше сущности, а означает лишь то, что в этом случае более вероятно, что тенденция проявит себя более полно, что облегчит для разума задачу анализа проблемы. Причем такое облегчение случается это далеко не всегда, поскольку большой объем данных одновременно затрудняет анализ тем, что работать с большими объемами данных труднее. Поэтому большой объем информации - это палка о двух концах. С одной стороны, в нем более полно проявлена тенденция, но с другой стороны, там уже проявляется уже не одна тенденция, а много разных, которые, накладываясь друг на друга, мешают разглядеть ту, которая нас интересует. Точно так же, как тенденция возрастания сопротивления воздуха со скоростью, мешает выявить тенденцию нарастания скорости со временем падения, поскольку одновременно действуют на один и тот же объект.
Таким образом, знание появляется, главным образом, путем умственного анализа тех тенденций, которые мы замечаем в окружающем нас мире. Причем мир никак не может выдать нам знание готовым, если мы не хотим анализировать воспринимаемое. Максим, чем мир может облегчить нам задачу своего познания - столкнуть нас с явлением, в котором была бы ярко проявлена одна из тенденций в изолированном от других тенденций виде. Однако и в этом случае имеет место лишь упрощение постановки задачи на анализ, а вовсе не подсказка готового ответа. Все дело в том, что подсказать готовый ответ невозможно, ибо этот ответ не является объектом, который можно было бы увидеть, пощупать или попробовать на вкус.
А вот книги, несмотря на довольно презрительное отношение многих к книжному знанию, в значительной мере способны дать нам определенное знание, являясь средством коммуникации от человека, который задачу анализа уже решил (автора) к человеку, который к решению этой задачи только приступил (читателю). Поэтому в отношении книг уже можно сказать, что книги содержат в себе знание (а стало быть, и выражают в том знании сущность!), при условии, если автор и читатель говорят на одном языке (в смысле, что читатель понимает то, о чем пишет автор). Без этого соответствия между автором и читателем, книжное знание является лишь потенциальным, т.е. несет знание только условии, что попадет в руки к читателю, который его поймет.
По этим же причинам, я крайне негативно отношусь к тем, кто нарочито называют себя практиками, подразумевая под этим нежелание (скрывающее под собой неумение) анализировать воспринимаемое. И идущих по пути собирания все новых и новых впечатлений (обычно чувственно-созерцательного характера). И степень "измененности сознания" большой роли у наблюдателя не играет, тем более потуму, что в иных состояниях сознания мы обычно соображаем еще хуже
. Всё это есть лишь несистемный сбор эмпирического материала, но никак не знание о сущности явлений. Хуже того, что к определенному возрасту, объем жизненных впечатлений (т.е. объем той самой личной базы данных), анализ которой оставлен на потом, до того разрастается, что задача ее анализа становится физически не разрешимой. Т.е. возможностей мозга попросту не хватает не только на то, чтобы разобраться в таком большом объеме материала, но и хотя бы выявить оттуда основные тенденции. Не говоря уже о том, что вряд ли у человека вдруг проявятся необходимые для этого аналитические способности, если раньше он этого занятия избегал, опасаясь прослыть теоретиком
. Это все равно, что месяц поститься, а потом попытаться за раз съесть всю ту пищу, которую за этот месяц недоела.
Так что, сколько птиц ни кормите
, но толку вам от этого не будет. Хуже того, что подобные занятия в купе с посиделками у костра
создают у их участников обманчивое впечатление о том, что они познают мир. Тогда как на самом деле они по уши погрязают в восприятии "видимостей" мира, откуда до сущности никогда не добраться, т.к. даже смысл понятия "знание" перестает ими адекватно пониматься и сводится к запоминанию увиденного. Такие не то что на башню, а и на вершину Гималаев заберутся, но кончится эта затея лишь тем, что нащелкают фоток для фотоальбома и с тем и возвратятся назад. До Галилея им далековато будет...
