цитирует дословно сказанное оппонентом и на этом факте собственных слов личности показывает её мировоззрение.
а Гранинское мировоззрение при этом где? первоисточник где?
В смысле? Это и есть гранинское мировоззрение, в цитируемых словах -
Нам, однако, не хватает толстовского понимания войны: французы для Толстого были не только оккупантами, но и людьми, которые страдали, боялись, такая же кровь текла у них из ран, они так же мучились, умирая.
Это цитата из "Немногое сбылось", подтверждения которой у Толстого Бушин не нашел
Кстати, из этой же статьи Гранина очень показательный отрывок:
Гуляй, братва уцелевшая,
Эх, что, что, благо есть за что,
Недобитые, контуженные, уже ненужные.
Именно ненужность, она все чаще воротила свою холодно-чиновную морду. Селили в общежитиях, на работе места заняты, фронтовикам льгот не доставалось, ни добавок к пенсиям, ни квартир. Мой товарищ Герман Гоппе, изувеченный под Кенигсбергом, инвалид первой группы, за боевые свои заслуги не имел ничего.
Без почета, без благодарности уходили из жизни те, кто спас Отечество.
Перестали носить ордена: нескромно, говорили фронтовикам.
Только спустя двадцать лет после войны, в 1965 году, отметили солдат медалью в честь Победы.
В тот год комбат Павел Литвинов собрал нас в Доме офицеров. Радость встречи перемежалась жалобами на тяжелое житье-бытье, жили плохо, в коммуналках. Блокадные беды, землянки, обстрелы, голодухи вспоминали с гордостью, те невзгоды были понятны. Тяжелейшая наша война виделась оправданием жизни.
Вышло глупое, если не хуже, постановление: участникам войны, инвалидам войны полагалось все без очереди. Всюду стояли очереди — за продуктами, в парикмахерских, поликлиниках. В многочасовых очередях женщины накидывались на ветеранов, которые размахивали своими удостоверениями, жалкая эта привилегия ожесточала и тех и других. Молодые, не стесняясь, выкладывали: «Победители! Да без вас мы бы сейчас пили баварское пиво, а не эту мочу!»
История войны бесстыдно обросла враньем. Сперва объявили цифру потерь в войне 6 миллионов, спустя годы Министерство обороны вынуждено было изменить явно фальшивые данные, цифру неохотно увеличивали, она достигла 20 миллионов. Ныне сообщили — всего 27 миллионов: 20 миллионов — гражданское население и 7 миллионов — военные потери. И к этим цифрам доверия нет, расчеты не приведены, соответствующие архивы засекречены.
Ни разу ни Сталин, ни Хрущев, зная о страшных потерях, не помянули погибших за Родину. Даже будучи в Ленинграде на юбилее освобождения от блокады, Брежнев не выразил соболезнования городу, который потерял свыше миллиона своих горожан и защитников за 900 дней блокады.Какое чувство он рождает у человека, который ничего не знает о войне, который не застал рассказы хотя бы своего деда?
Мой дед тоже вспоминал, как вернулся с войны. Как восстанавливали разрушенное, как сразу же пошел вечернюю школу, потом взяли инженером на завод, как строил дом, как собирались с фронтовиками
И ничего подобного в его рассказах о послевоенной жизни не было
В вышеразмещённый пасквиль поверит только тот, кто ничего не знал о войне - в ней воевал почти каждый житель России и уж точно такого отношения быть не могло после войны, потому как каждый второй там был, воевал, хоронил...
Ну либо писатель перепутал время, и всё это было уже ближе к 90-м (в том числе про мочу и баварское пиво)
Ну а про Сталина, который не поминал погибших, так вообще странно читать. Достаточно посмотреть речи, телеграммы с ответами колхозникам и пр., чтобы удивиться глубине обмана со стороны Гранина
Наша военная история не позволяла себе отдать должное искусству противника, блестящим операциям Манштейна, Роммеля, Гудериана. Писали только о провалах их планов, об их неудачах.
К сожалению, ненависть к фашизму ослепила и нашу литературу. Единственное произведение, какое я могу припомнить, где в немецком солдате автор прежде всего увидел человека, была повесть В. Кондратьева «Сашка».
Вспоминали всякую всячину, немецкие гранаты, дурные немецкие сапоги со стальными гвоздями, из-за которых ноги мерзли, потом разговор зашел про американский яичный порошок, тушенку, перекинулся на джип — отличная машина, запросто тащила 76-миллиметровую пушку; мне вспомнилась американская стереотруба, невесть как она досталась батальону, ленд-лиз — начисто забылось это слово. Со Вторым фронтом союзники тянули, мы их поносили последними словами, зато их консервы, витамины, глыбы шоколада, который надо было колоть для раздачи, поддержали нашу шаткую голодно-цинготную жизнь.
— А плащ-палатку помнишь? — спросил разведчик.
— А вот танки М-3 были дерьмовые, — сказал я. — Поролоном внутри обивали, он горел со страшной вонью.
— Все равно спасибо им, — сказал разведчик. — Сколько погибло конвоев…
Мы выпили в память конвойных кораблей.
— Полушубок мне достался, белый, — сказал разведчик, — без него бы поморозился.
Я вспомнил английскую шинель, зеленую, которую добыл себе старшина.
— Ленд-лиз… — сказал я. — Наш вождь и учитель не хотел за него благодарить.Фу. Не можу больше читать
