Впереди показалась длинная лестница из камня, зажатая между домами. Солдат и мальчик стали подниматься по ней. Когда Эй оказался у её начала, они прошли уже больше половины.
Эй забеспокоился, - тащить велосипед по лестнице было неудобно, оставить внизу - боязно. Но потом странная решимость заставила его осторожно прислонить велосипед к стене и последовать за незнакомцами.
Наверху оказалось что-то наподобие длинного каменного балкона, идущего по стене дома и сворачивающего за угол. Солдата с мальчиком не было видно, вероятно они уже успели скрыться за углом. Стараясь запомнить маршрут, чтобы потом вернуться к велосипеду, Эй поспешил за ними.
За углом балкон продолжался, а потом переходил в следующую лестницу. Она была не такой длинной и заканчивалась площадкой, от которой отходил каменный мост к следующему дому. Эй догадался, что он попал на один из тех высоких каменных островов, которые разглядел ещё с окраины города. По мосту двигались две фигуры, и Эй заторопился к лестнице.
Мост исчезал в какой-то полукруглой арке, словно вырубленной в стене следующего дома. Только теперь Эй обратил внимание, что эти высотные дома были словно некими монолитами, походящими на странные скалы правильной формы. Окна не шли по ним правильными рядами, а были вырублены как-то беспорядочно. И их было мало. Совсем мало. Зато по стенам домов шли какие-то странные балконы, лестницы и переходы с арками. А сами дома были соединены между собой узкими каменными мостами. И Эй шёл по этим мостам, поднимался по лестницам, пересекал арки и переходы, преследуя две незнакомые фигуры. Это было волнующе приятно. Словно какая-то игра. И даже ощущения возникали похожие на те, что были в детстве, когда Эй тёплыми летними вечерами играл в прятки с друзьями.
Эй сам не знал, что заставляло его преследовать солдата и мальчика. Казалось, что если он будет идти за ними до конца, до конечной цели их путешествия, то что-то узнает, что-то поймёт, что-то вспомнит…
Миновав очередной переход и выйдя из темноты арки, Эй остановился заворожённый развернувшимся видом.
Он стоял на открытой каменной площадке, от которой отходил широкий мост к домам на противоположной стороне. Эти дома шли сплошной стеной, казалось, до самого горизонта. И теперь Эй вдруг осознал, как высоко он успел подняться: подножия домов не было видно, словно он находился где-то в горах. Клочок неба вверху светился тёмно-зелёным светом, проходы в домах уходили куда-то в тёмную синеву, а сами дома были освещены светом заходящего солнца. Свет этот ослепительно сиял на их стенах охрой, красным кадмием, оранжевым…
Эй вздрогнул, словно его окатили холодной водой, - велосипед! Он ведь оставил велосипед! Это было очень плохо. Это было явно хуже, чем потерять ключи от машины. Это было наверняка хуже, чем потерять бумажник со всеми документами в чужой стране.
Первым порывом Эй было бежать обратно, но он тут же осознал, что не знает - куда? Отдавшись тому волнующему настроению ожидания, что нахлынуло на него, пока он преследовал незнакомцев, он невольно перестал запоминать маршрут, по которому шёл.
Эй огляделся. Солдат и мальчик куда-то исчезли. Волна одиночества и беспомощности накатила на Эй. Он стоял в этом странном городе, в чужом мире и ощущал себя совершенно ненужным, лишним, и ничтожно маленьким. И у него, похоже, не было никаких шансов вернуться обратно…
Обратно? Эй задумался. После волны первого испуга, он немного успокоился и теперь пытался рассуждать здраво, - насколько это вообще было возможно в данной ситуации.
Во-первых, он решил, что не всё ещё потеряно. Ему не было дано никаких точных сроков возвращения, а значит, оставался ещё шанс, что, дождавшись утра, он всё-таки разыщет каким-то чудом свой велосипед.
Во-вторых, он знал направление, в котором надо двигаться. В худшем случае, он может попытаться идти на запад пешком, - а вдруг из этого что-то выйдет?
В-третьих… В-третьих, Эй вовремя сообразил, что ему надо побыстрее спуститься вниз. Он обнаружил, что до сих пор не видел здесь ни одного фонаря, стало быть, когда зайдёт солнце, он останется в полной темноте и не сможет спуститься вниз, не рискуя свернуть себе шею. А в том, что вниз непременно надо спуститься, Эй почему-то был уверен.
Лестницам, казалось, не будет конца. Эй даже не предполагал, что успел подняться так высоко. Наконец, кончилась очередная лестница, и Эй понял, что оказался в самом низу.
Широкая улица уходила в ночь. И на ней были фонари! Они разливали лужицы приятного, призрачного зеленоватого света. Эй шёл по улице и радостно отмечал присутствие жизни. Здесь были те же самые высокие дома-скалы, но в них было больше прорубленных окон. И хотя окна эти по-прежнему не шли правильными рядами, как полагалось бы нормальным домам, но за окнами явно была жизнь. Кое-где Эй заметил даже белеющие занавески.
Стали появляться одинокие, изящно сделанные скамейки, и даже деревья. Деревьев было мало, и каждое было заботливо высажено в каком-то каменном кубе. Эй опустился на скамейку, расположенную у фонаря и принялся разглядывать дерево, растущее напротив. Акация! - вдруг определил он. И от этой узнаваемости дерева Эй вдруг стало совсем спокойно на душе. Он сидел на скамейке и просто наслаждался ночью...
Воздух был свежий и одновременно тёплый. Иногда налетал какой-то сквозняк, и тогда листья акации шепеляво позванивали…
- И что с того? - рассуждал Эй. - Что с того, что это не мой мир? И что вообще это значит - "мой мир"? Место, где я родился? Место, где я вырос и к которому я привык? Место, к которому я привязан тысячами связей? И чем этот мир хуже моего? Разве я не могу здесь дышать, ходить, воспринимать окружающее? Я опасаюсь его? Он незнаком мне? Я не знаю его правил, законов, привычек? Ну, и что? У меня есть уйма времени, чтобы всё это выяснить. Я ведь могу хоть целый месяц искать этот чёртов велосипед. Хоть целый год! Я здесь… свободен! Здесь я словно заново рождён. И здесь всё предстоит начать заново…
Однако, воспоминание о велосипеде нарушило ту безмятежность, в которую погрузился Эй, расположившись на скамейке. Невольно он начал вспоминать те недоделанные дела, которые оставались в его мире, невыполненные обязательства, друзей и знакомых. Интересно, - подумал Эй, - как они объяснят себе моё исчезновение? Расскажет ли им Мэрфи об этом оранжевом велосипеде?
Эй поднялся на ноги и направился вдоль по улице. В душе его царил полный хаос, словно она разделилась на две половины, которые никак не могли между собой договориться. Одна часть Эй была спокойной и безмятежной. Она наслаждалась этой ночью, светом фонарей, покоем этого мира. Казалось, она могла точно так же наслаждаться и любым другим миром, в каком бы ни оказалась. Она была глубокой, невозмутимой и уверенной в себе. В ней присутствовала странная полнота, свершённость и покой. Её не волновало прошлое и не беспокоило будущее. Было такое ощущение, что для неё жизнь, смерть или сон, - равнозначные состояния, дающие возможность просто быть. Быть здесь и сейчас...
Другая часть Эй заботилась и волновалась обо всём. Она тащила на себе груз каких-то связей, обязанностей и обещаний. Для неё было небезразлично где и как будет пребывать Эй. Эта часть была пуглива, осторожна и неуверенна в себе. Она жаждала определённости, требовала законов и правил. Она словно зависела от окружающего мира и хотела от него гарантий своей целости и безопасности. А потому она и сама была активна, агрессивна и всегда настороже…
Эй дошёл до какого-то прохода между домами и свернул в него. Пройдя несколько шагов, он остановился, так как открывшаяся панорама, вдруг, снова окатила его ощущением узнаваемости и невнятными воспоминаниями.
Впереди была набережная. Плавной каменной дугой набережная огибала океан. Откуда-то Эй знал, что это именно океан, а не море или залив.
Высокие дома-скалы убегали, следуя изгибу набережной, к горизонту. С правой стороны от Эй тянулась стена дома, заканчиваясь острым углом в нескольких метрах впереди. Дальше следовала площадь, на которой стоял какой-то памятник. Всё это было освещено ярким светом какого-то ночного светила, увидеть которое мешала та самая стена справа. Свет был явно не лунный, - более яркий и золотисто-жёлтый. А влево от площади уходила в ночь и глубину города какая-то улица. Между первыми от площади домами этой улицы была протянута верёвка, на которой сушилось выстиранное бельё. Вид этого белья был настолько неожиданным и нелепым здесь, что Эй даже улыбнулся. И только тогда обнаружил фигуру мальчика.
Мальчик стоял, прижавшись к углу того дома, что был с правой стороны от Эй. Мальчик осторожно выглядывал из-за этого угла, словно прятался от кого-то или что-то высматривал в той стороне океана, где находилось странное ночное светило. Освещённый светом этого светила, в нескольких шагах впереди от мальчика, на плитах площади, лежал обычный детский мяч.
Эй стоял, не в силах пошевелиться. Накатившееся вновь ощущение, что всё это он уже видел, знал когда-то, казалось, сковало его. Он пытался вспомнить, - где? когда? Но ответов не было…
Эй плавно перевёл взгляд на памятник. На круглом пьедестале стояла каменная фигура какой-то вислоухой собаки.
- А должен быть Зелёный Осёл! - пронеслось в голове у Эй, и он вздрогнул. Откуда? Почему он так решил? Чувство узнаваемости окружающего становилось просто невыносимым. Эй почему-то захотелось уйти с этого места, но тут он увидел, что на плитах площади, прислонившись спиной к пьедесталу памятника и прикрыв голову какой-то шляпой, похожей на ковбойскую, то ли дремал, то ли просто сидел какой-то человек. Шляпу он расположил так, чтобы она прикрывала его глаза от прямого света ночного светила.
Фигура человека показалась странно знакомой Эй, и он стал всматриваться в неё, силясь разглядеть лицо. Через какое-то время, его взгляд как будто притянул изображение ближе, и Эй, с удивлением и испугом, узнал в человеке… себя.
Словно порыв ветра подхватил Эй, и в одно мгновение он оказался сидящим у памятника. Его плечи ощущали прохладу камня, а впереди, над океаном, то ли вставало, то ли заходило огромное, чем-то похожее на апельсин оранжевое светило, излучающее золотистый свет. Эй ощутил, как его покидают последние силы и, плавно покачиваясь на невидимых волнах, он погрузился в беспробудный сон…