На излёте сентября-месяца оканчиваются Всесветны Торопы – две недели с пиком своим посередине – Осеннего Крёса, Крёса Журавлиного, Ошнего Журавля. День рубежный, третий пик кологода, день. сопряжённый с Крёсом Вешним, днём весеннего равноденствия.
Неделю первых Торопов готовится Мир к Журавлиному Крёсу и затем неделю последующую идёт по новому ладу, клоня год на зиму.
К Журавлиному Крёсу двинулись все роды птиц перелётных вослед за убывающими лучами солнца, по их путям – на другую сторону мира. Так сшивается пространство миров, а крик птичий, пускаемый с неба – доходит до царств старовластовых, крик доходит туда – куда нет пути солнечного.
Первым кличем собирает все стаи перелётные стар-Журавель – и идёт по миру неслышимая переличка. А какого рода не стало – по нему молчит мир и молчат птицы. И лишь матерь-земля восплачет по ним в тишине скорбной.
А оставшиеся зимники-птицы ходят по нашему миру и с Торопов и до первых снегов собирают тепло земное, собирают и берегут его до пробуждения Матери-Земли. А как проснётся она – то скажут ей имя её первородное, в том тепле сберегаемое. В без того позабудется имя материнское...
Птичьи отлеты еднают и переворачивают мир – вместе с ними "становится на другий лад и тело человекове" и потому к Осеннему Крёсу мало едят и дают телу роздыху, правят травяными напарами в банях, ведь к Осенинам заканчивается и осенняя страда на полях. Скажут заговоры у колодцев да пойдут на берега рек – пожалеть речку-сестрицу да водицу её усталую. И утешат – скоро, скоро падут льды в мир и отдохнёт-отоспится реченька, поменяет старовласт воду её на новую.
В эти дни снятся самые дивованные сны – ведь на Журавлиный Крёс весь мир полнится птичьим криком – вхожи они и во сны человеческие… А кто расслышит их во сне - тот породнится и с птицею.
И идут люди прочь из избы или хаты на воздух вольный под пролетающие птичьи стаи, и ловят их крики, и пускают вослед улетающим братьям да сестрицам пернатым дуги колёсные – чтоб легким и скорым случилась птичья дорога…
В эти дни пойдёт до своих любимых дорог самый разный люд и скажет им слово благодарное, а то и зашепчут-завяжут в них заветно слово - ведь к Осеннему Крёсу падут с мира старые дороги и перепутает их стар-Журавель, да наведёт новых.
Только щуровы дороги до кладбищ и хоронок не тронет Журавель, и пройдут по ним в этот день люди и скажут у могил имена своих нарождённых детушек, что с прошлых Торопов прибавились в род человеческий.
В эти дни старые языки мира станут понятнее человеку, позабывшему их во старь, и потому ходят слушати их, и каждому скажут они что-то своё. Одни послушают их да запомнят хоть краешек, а не схотят – позабудут.
А девицы и молодицы кинут на Журавлиный Крёс в укромное место кто слезинку малую, кто большую, а у кого слёз не случится – то бусинку, и ждут, что станется-случится с ними заповеданное Долею-бабушкой.
Под вечер тушат огни в домовых печах и выпускают оттуда огневиков-духов, ведь старики по селениям помнят, как жил человек до Крёсова дня в тепле и после Крёсова дня тепло стояло, а зимы и не было. И как обрёл человек огонь – да пустил по миру, не удержал в руках палево. И с той злой поры и по сей срок бегут на Крёсов день огневые духи и собирают угольки с тела земли-матушки и кидают в старовластово горнило.
И если завоет волк во Крёсов день – то полным наполнилась угольем тем древняя кузня и сердит стал Старовласт в подземном своём царстве и грозит оттуда человеку молотом.
А после Крёсова дня спрявят Рябинкины Именинки, а после соберутся змейки да ящурки на свои сходы, потом встанет во всю мощь свою Сдвиженье Мировое, почествуют гусиные стаи, что начертят звездные тропы по созвездиям небесным, проведут Лешего-батьку на сон зимний.
И остатным днём Торопов пройдёт по земле всесветный бабий плачь по израненому в плуговой страде телу матушкиному… И лягут навзничь женщины на землю, тужась возвернуть силушкой своею во стократ забранное у Матери...