Это очень кратко, можно сказать, тезисно.
… пещерные люди…
Сидя на красивом холме,
Видишь ли ты, что видно мне:
В игре наверняка что-то не так…
БГ
Что было, то будет;
и что вершилось, то вершится,
и нет ничего нового под солнцем.
Экклезиаст
Когда мы произносим ничего нового в отношении текстов Платона, то просто забываем, что, по сути, ничего принципиально нового не было сказано как раз после Платона, Аристотеля, Гераклита, Парменида, да и после Демокрита, в конце концов, с его: Всё по примышлению, а в действительности только атомы и пустота.
Мы забываем, что это именно «греки» дали нам ту «базовую терминологию», которую мы используем по сей день. Это им приходилось «находить слова», утверждать понятия, вырабатывать язык, способный передавать ту мысль, которая им открывалась.
И с тех пор мы продолжаем движение в той же горизонтали, - вширь, но не вверх. Несмотря на почти два с половиной тысячелетия, утекших со времён Платона, несмотря на все наши достижения в науке, технике и искусстве одурачивания друг друга, - по вертикали мы не поднялись ни на одну ступень.
Мы не нашли, не сказали ничего принципиально нового.
А те, кто, возможно, нашёл, - молчат.
Посмотрим на ситуацию, как её рисует Платон.
Пещера и оковы.
Пещера это место, топос. То есть некая выделенная, конкретная часть пространства, которая определяет категории, смыслы, образы, культуру, традиции этого места. И даже если бы узники не были прикованы, а могли перемещаться в пещере, даже если бы они имели возможность оторвать взгляд от теней на стене и взглянуть в ту сторону, откуда эти тени являются, ещё не факт, что они выбрались бы из своей пещеры. Потому что в пещере уютнее. В ней безопаснее. Понятнее. Здесь всё уже улажено.
И если бы кто-нибудь, как предполагает Платон, стал вдруг освобождать узников, чтобы вывести из пещеры, то его просто убили бы.
Так что в «истории Иисуса» тоже, - ничего нового.
Пещера даёт уверенность существования. Даёт прибежище и убежище от окружающей беспощадной реальности. Никто сам не захочет покинуть пещеру.
Может быть поэтому Платон говорит не о том, что узник самостоятельно выбирается из пещеры, а о том, что его выводят? Выводят насильно, заставляют.
Когда с кого-нибудь из них снимут оковы, заставят его вдруг встать, повернуть шею, пройтись, взглянуть вверх — в сторону света, ему будет мучительно выполнять все это, он не в силах будет смотреть при ярком сиянии на те вещи, тени от которых он видел раньше.
... И как ты думаешь, что он скажет, когда ему начнут говорить, что раньше он видел пустяки, а теперь, приблизившись к бытию и обратившись к более подлинному, он мог бы обрести правильный взгляд? Да еще если станут указывать на ту или иную проходящую перед ним вещь и заставят отвечать на вопрос, что это такое? Не считаешь ли ты, что это крайне его затруднит и он подумает, будто гораздо больше правды в том, что он видел раньше, чем в том, что ему показывают теперь?...
Никто не спешит отказываться от привычных смыслов, от налаженного существования, от уютной горизонтали. А поэтому те, кто заявляет, что не мир принесли, а меч, в итоге неизбежно окажутся на кресте. А пещерные люди, в своей милой горизонтали, с охоткой примутся строить памятники в их честь. Мёртвые ведь не мешают…
Но чем же заняты сами обитатели пещеры?
Платон говорит и об этом. Они поглощены игрой теней.
Они выводят правила и закономерности этой игры, выстраивают свои смыслы в соответствии с этой игрой и, разумеется, распределяют себя по разного рода иерархиям, чтобы воздавать хвалу и почести. Они бьются между собой, выясняя, кто удачнее интерпретирует тени, и эти занятия составляют важный смысл их существования.
И нет выхода из такой поглощённости игрой теней.
И разве что тот, кто побывал вне пещеры:
— Так как же? Вспомнив свое прежнее жилище, тамошнюю премудрость и сотоварищей по заключению, разве не сочтет он блаженством перемену своего положения и разве не пожалеет своих друзей?
— И даже очень.
— А если они воздавали там какие-нибудь почести и хвалу друг другу, награждая того, кто отличался наиболее острым зрением при наблюдении текущих мимо предметов и лучше других запоминал, что обычно появлялось сперва, что после, а что и одновременно, и на этом основании предсказывал грядущее, то, как ты
думаешь, жаждал бы всего этого тот, кто уже
освободился от уз, и разве завидовал бы он тем, кого почитают
узники и кто среди них влиятелен? Или он испытывал бы
то, о чем говорит Гомер, то есть сильнейшим образом
желал бы
...как поденщик, работая в поле,
Службой у бедного пахаря хлеб добывать свой насущный …
и скорее терпеть что угодно, только бы не разделять представлений узников и не жить так, как они?
Но забудем пока о том, кто вышел. О нём позднее.
Если пещера-место, топос даёт укрытие, от-делённость от реальности, то оковы это есть убеждённость узников. Это их синтаксис. Их, если обратиться к текстам КК, модальность времени, принятое между ними положение точки сборки (не сама она!).
Это, если вернуться к тексту Платона, - направление взгляда.
Скованные своей убеждённостью в том, что игры теней это и есть единственная реальность, люди в пещере непрестанно упражняются в интерпретации этой игры, ищут высокие смыслы во всём этом, чтобы ещё крепче убедить себя, что находятся они не в жалкой пещере, а восседают на красивом холме.
Одни из них добились определённого успеха в изучении игры теней и даже пришли к выводам, что эта игра имеет отношение к неким объектам, которые не доступны их взгляду. Они уверены, что продолжая углубляться в свои науки, они когда-нибудь смогут постигнуть и те объекты. Ведь, в конце концов, раз уж они додумались, что тени есть лишь проекция неких вещей, то ведь проекции эти движутся согласно тем же законам, что и оригинал?
Другие переместили свой взгляд с теней на то освещённое пространство, на котором играют тени. Подобно той известной чёрно-белой картинке, на которой, перемещая внимание то на белое, то на чёрное, можно видеть то вазу, то два профиля, обращённых носами друг к другу.
Пещерные жители, которые переместили своё внимание на светлый фон, догадались, что этот фон есть отражение некой божественной сущности, которая, своим существованием, даёт возможность жить и играть теням.
Поэтому эти жители пещеры стали поклоняться этой неведомой сущности. И обрели веру. Ибо, в отличие от игры теней, которую можно изучать и интерпретировать, светлый фон бессмыслен в качестве объекта изучения. В него можно только верить.
Третьи узники, в трудах своих, пытаются совместить науку теней и веру в фон.
Можно и дальше перечислять, но проще сказать главное: узникам хорошо в их пещере. И страдают они лишь от того, что кому-то досталось место хуже, а кому-то лучше. У кого-то оковы золотые, а у кого-то медные. Кому-то с его места лучше видно игру теней, а кому-то хуже.
И сами собой пещерные жители ни за какие блага не станут выбираться из своего топаса. Мысль о реальности, о том, что находится за пределами пещеры, мысль о свободе ужасает их даже на подсознательном уровне. Ужасает настолько, что сознание их любыми путями игнорирует малейший намёк на ту реальность, что вне.
Здесь уместно привести слова ДХ:
... Величайшее искусство тоналя – это подавление любых проявлений нагуаля таким образом, что даже если его присутствие будет самой очевидной вещью в мире, оно останется незамеченным...
Узникам проще и безопаснее верить в пятно на стене, чем повернуть взгляд к источнику.
И Платон знает об этом. Поэтому и говорит о том, что одного из узников выводят к свету, но не он сам решается на это.
Здесь я оставляю лакуну на месте вопроса о том, - а кто же или что же выводит из пещеры?
Ради экономии места и времени, а не потому, что вопрос этот плох.
Попробуем внимательнее взглянуть на этот процесс. Процесс выхода (а если быть точным, - вывода) из пещеры.
Разделим этот процесс на приёмы, как в анекдоте о том, как в три приёма поместить в холодильник верблюда.
Сначала с узника снимают оковы. Это значит, что в нём поселяют сомнение. Сомнение, что смогло бы пошатнуть его убеждённость, которую обрёл он пребывая в пещере, со взглядом, направленным лишь в одну сторону, - на игру теней.
Следующим приёмом будет поворот шеи узника, чтобы перевести его взгляд. Ибо только когда будет переведён взгляд, тогда есть реальный шанс, что «переведётся», изменится и убеждённость.
Но даже здесь, когда узник свободен от оков, когда взгляд его перевели в сторону от игры теней, нет ещё никаких гарантий, что его убеждённость подвергнется настоящему изменению.
Платон говорит:
... И как ты думаешь, что он скажет, когда ему начнут говорить, что раньше он видел пустяки, а теперь, приблизившись к бытию и обратившись к более подлинному, он мог бы обрести правильный взгляд? Да еще если станут указывать на ту или иную проходящую перед ним вещь и заставят отвечать на вопрос, что это такое? Не считаешь ли ты, что это крайне его затруднит и он подумает, будто гораздо больше правды в том, что он видел раньше, чем в том, что ему показывают теперь?..
Так что даже если вдруг найдётся некая сила, которая вытряхнет человека из оков и повернёт его взгляд, нужна ещё и свободная воля самого человека, его решимость и бесстрашие, его искренность и, не побоюсь этого слова, безупречность.
Здесь я оставляю ещё одну лакуну. На этот раз на том месте, где могли бы следовать рассуждения о том, к чему прибегает такая сила, в попытке вытрясти узника из его оков и пещеры. Опять-таки, ради экономии места и времени.
И только потом, шаг за шагом, как об этом и говорит Платон, бывший узник сможет, возможно сможет, бросить свой взгляд в тот свет, который в пещере лишь отражается невнятным пятном.
Но, увы, и это не навсегда. Нет никаких гарантий, что человек удержится там, останется навсегда, обретёт бессмертие. Платон предупреждает и об этом. И говорит о том, что происходит после такого возвращения.
Но мне уже надоело насиловать клаву, так что кому интересно, может сам прочесть. А главное, - помыслить.
Добавлю только ещё одну цитату. Значимую и, в некотором смысле, оптимистичную:
- Как раз здесь и могло бы проявиться искусство обращения: каким образом всего легче и действеннее к созерцанию можно обратить человека. Это вовсе не значит вложить в него способность видеть — она у него уже имеется, но неверно направлена, и он смотрит не туда, куда надо. Вот здесь-то и надо приложить силы.
Платон здесь говорит о том, что у души уже есть способность видеть. Уже есть знание.
Только всё это, вместе с его взглядом, направлено не в ту сторону.
А поэтому, - все в одной лодке.
И те, кто говорит, что нет ничего реальнее игры теней, и те, кто утверждает, что весь смысл не в тенях, а в пятне света. Те, кто отрицает существование источника, и те, кто хлопочет о Создателе. И даже те, кто стремится к Природе. И даже те, кто, подобно Бомбею, разглядел беспредельную бесцельность бытия.
Все в одной лодке. Все равны. И всё ЭТО, - равно. До тех пор, пока мы в пещере.
Ничего нового. Действительно ничего нового за две с половиной тысячи лет.
И сегодня мы такие же пещерные люди, как и герои мифа Платона…