Печать

Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.
1 час 1 день 1 неделя 1 месяц Навсегда

[Fangorner]

А что это такое "моровоззрение вообще"? Оно что, само по себе в воздухе живёт, что ли? не-а, оно в головах живёт! В головах реальных людей.

И вот не встречал я шаманов, чтобы у них такое вот мировоззрение было. Из традиционных. И, кстати, из ньюэйджевского неошаманизма - тоже не встречал, увы.

Может, конечно, тебе повезло, а мне вот нет, увы ещё раз.

П.С.

А ты точно шаманизм с адвайтой не путаешь?

[Шелтопорог]

А ты точно шаманизм с адвайтой не путаешь?

  Да мне то лично, очень глубоко по барабану... шаманизм это, адвайта или кухувайка...  
 
  Про ньюэйдж - я только и слышал что название. Ни сути, ни соли - понятия не имею. Про адвайту - тоже.  Кухувайку - знаю. Это бушлат  такой... 

[белый пёса]

Цитатки интересные под руку попались...

Мы говорим о неизъяснимом мире физической Вселенной, о мире, который является иным, чем слова. Слова представляют его, но если мы хотим узнать его напрямую, то нам следует делать это через непосредственный сенсорный контакт.

То, что мы называем вещами, фактами или событиями, есть прежде всего не более чем удобные единицы восприятия, узнаваемые вешалки для названий, отобранные из бесконечного множества окружающих нас линий и поверхностей, цветов и текстур, пространств и плотностей. Такой способ разделения бесчисленных вариаций на отдельные вещи является не более устоявшимся и окончательным, чем принцип группировки звезд в созвездия.

Мы способны указать на неизъяснимый мир и даже выразить идею его существования, будучи не в состоянии сказать точно, что он такое.  Мы не знаем, что это такое. Мы знаем лишь, что это есть. Чтобы иметь возможность сказать, что он такое, мы должны быть способны классифицировать его; однако очевидно, что то «все», в котором очерчивается полное многообразие вещей, не поддается классификации.

Я полагаю, что сфера «космического сознания» — это то же самое, что «неизъяснимость мира» у Кожибского и других представителей семантики. Там нет ничего «духовного» в обычном абстрактном или идеационном смысле.

Она конкретно физична и вместе с тем по той же самой причине невыразима (или неизъяснима) и неопределима. «Космическое сознание» — это освобождение от самосознания, то есть от того фиксированного убеждения и чувства, что твой организм является абсолютной и отдельной вещью, отличной от соответствующей единицы восприятия. Ведь если становится очевидным, что разделение нами мира линиями и поверхностями на единичные предметы произво- дится лишь для удобства, то все, что я назвал собой, в действительности неотделимо ни от чего другого. Это именно то, что испытываешь в интересующие нас экстраординарные моменты времени.

Существует, тем не менее, возможное возражение против наивысшей истины «космического» переживания. Основывается оно попро-сту на том, что никакая энергетическая система не способна на совершенный самоконтроль, если не прекратит движение.

Контроль — это ограничение в движении, а поскольку полный контроль будет, надо полагать, полной ограниченностью, то возможность контроля всегда должна оставаться менее значимой, чем возможность движения, если движение должно быть вообще.

Что касается -человека, то полная ограниченность в движении равнозначна тотальному сомнению, отказу в доверии собственным чувствам и ощущениям во всех отношениях.

Наверное, воплощением ее является экстремальная кататония с отказом от всякого движения и всякой коммуникации. С другой стороны, движение и снятие ограниченности равнозначны доверию, вверению себя неконтролируемому и неизвестному.

В крайней форме это должно означать отдачу самого себя предельному непостоянству, и, на первый взгляд, жизнь вот так неразборчиво доверившегося ей как будто соответствует видению мира, в котором «все правильно».

Все же такая точка зрения должна исключать любой контроль как неправильность, а значит, в ней нет места и для правильности ограничения. Существенную часть «космического» переживания составляет, тем не менее, то, что нормальная ограниченность сознания в рамках чувства Эго тоже правильна, но не всегда и только потому, что она имеет меньшую значимость, чем отсутствие ограничений в движении и доверии.

Дело просто в том, что, если есть какая бы то ни было жизнь и какое-либо движение, основополагающей должна быть установка на веру (заключительная и фундаментальная установка), а установка на сомнение должна оставаться вторичной и менее значимой.

Это еще один способ сказать о том, что философ-артист, занимающийся необъятным и всеобъемлющим фоном человеческой жизни, должен всецело подтверждать и принимать этот фон. Однако слишком легко оказаться настолько втянутым в эти детали, что пропадет всякое чувство соразмерности, и слишком легко свихнуться в стремлении все на свете поставить под свой контроль. Мы становимся безумными, невменяемыми и лишенными основательности, когда теряем доверчивое осознание того неконтролируемого и неуловимого фонового мира, который в предельном смысле и есть то, чем являемся мы сами. А если и есть какая-то разница между совершенным сознательным доверием и любовью, то она очень мала.