Печать

Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.
1 час 1 день 1 неделя 1 месяц Навсегда

[Шелтопорог]

Очень напоминает некоторые эпизоды из Собачьего сердца.

  А информационное обеспечение  мне напоминает Оруэла. ))

  Кстати,   когда мы уже знакомы с темой ЗАДАЧЕК  -  то публикацию  в известном американском таблоиде  "ПОПУЛЯРНАЯ  МЕХАНИКА"  можем  смело  относить по задачке в категорию "системное разрушение прошлого" - КАК ЗАДАЧКА САНКЦИОНИРОВАННАЯ  СВЕРХУ".

 

[Закaн]

От меня, прошу прощения за личное, то же много всего останется, особенно, книг. Десяток не раскрытых, из подаренных, то же найдется. Может, это и правильно, как посчитать, а то жил, а ни чего не нажил, как говорится.
Может, собирая, человек уже был счастлив и остальное тут не важно.

Не знаю, только мне попадалась такая картина или кто-нибудь еще видел.
Бывает идешь мимо мусорки, а там старая мебель, какие-то старые вещи, типа древних чемоданов и... стопки книг, книг, книг. Однажды, извиняюсь с мусорки, забрал себе сочинения Лескова, практически нулёвые - не открывалось.
Уходит в прошлое время бумажных книг..  Старики, собиравшие хорошие и редкие книги по крупицам,  их ценят, как самое дорогое. А освобождающим после них квартиры молодым, книги уже не нужны, на равне со старыми чемоданами...

[Филин]

Был  народ, будет  "фраер безвредный".
               
            
            
               
               
               
                  

Уходит в прошлое время бумажных книг..  Старики, собиравшие хорошие и редкие книги по крупицам,  их ценят, как самое дорогое. А освобождающим после них квартиры молодым, книги уже не нужны, на равне со старыми чемоданами...

Общемировая тенденция. Сейчас молодёжь не только не любит читать, но и телевизоры не смотрят, считают это старомодным. В ходу микро ролики на ютубе и ориентация на мнения "известных" блогеров. Это даже не просто попса, а попса урезанная до примитива. Последствия тестированного подхода в образовании.

[Лирими]

Не знаю, только мне попадалась такая картина или кто-нибудь еще видел.
Бывает идешь мимо мусорки, а там старая мебель, какие-то старые вещи, типа древних чемоданов и... стопки книг, книг, книг. Однажды, извиняюсь с мусорки, забрал себе сочинения Лескова, практически нулёвые - не открывалось.
Уходит в прошлое время бумажных книг..  Старики, собиравшие хорошие и редкие книги по крупицам,  их ценят, как самое дорогое. А освобождающим после них квартиры молодым, книги уже не нужны, на равне со старыми чемоданами...

Со старыми книгами вообще происходит какая-то странная фигня. Я, кстати, тоже - столько старых книг переволокла с мусорок в музей или на дачу... Особенно одно время выбрасывали много научной литературы СССР и, так сказать, популярно-прикладной - как шить шапки, консервировать фрукты-овощи, вести крестьянское хозяйство, чинить проводки, делать мебель и прочее.


В библиотеках ограничили хранение книги старше 20-ти лет. Народ, но это же БИБЛИОТЕКА!!! Хранилище книг
Очень много под этот циркуляр было отправлено в мусорку - и теперь те же школьники с трудом достают нужные по программе книги. Потому что в советское время их было выпущено много - и всем хватало, кроме откровенных двоечников, которые побежали искать книжку в последний момент
А сейчас на нашу городскую детскую библиотеку - всего шесть, ШЕСТЬ, ребята, книжек "Дубровский. Новенькие, глянцевые - но их всего шесть
А старые советские книжки, которых хватало на классы и классы детей - были отданы в макулатуру.

И музеи попытались очень странно прижать в этом плане. Года три назад пришла циркулярка, чтобы книги издания до 1990-х годов переводить в научно-вспомогательный фонд. Типа по причине сложного хранения и в целом плохого сохрана книжного фонда.
Особенно чётко рекомендации касались советских учебников - школьных и выше. По причине не только плохой сохранности (ну это же учебники, ребята, нет?), но и "устаревшего контента и методик преподавания"

Второй циркуляр через полгода - пересмотреть научно-вспомогательный фонд и удалить из него единицы хранения, не отвечающие нужной степени сохранности

Вроде всё безобидно, и там, и там агрументировано

Но поясню - из основного фонда на госучёте убрать ничего невозможно. Но можно переместить в научно-вспомогательный фонд без проблем и хранить, реставрировать уже там
Из научно-вспомогательного фонда удалить можно что угодно, даже весь его можно по указанию сверху просто грохнуть

Вопрос такой - кто из зачем хочет убрать из общего доступа старые книги? Особенно оттуда, откуда их не выкинут безмозглые потомки - из музеев и библиотек?

И второй - а что будет - если вся наша "электронная база данных" будет завирусена фальшивками или уничтожена вообще?

[Яреньга]

И второй - а что будет - если вся наша "электронная база данных" будет завирусена фальшивками или уничтожена вообще?

Всегда есть пираты, бережно хранящие советское литературное наследие на своих жестких дисках. Была когда-то большая раздача с советскими школьными учебниками, не знаю осталась ли она сейчас на просторах сети.
Мне от бабушки остался 5-метровый шкаф, забитый советскими книгами - советские учебники по Химии, все тома Большой советской энциклопедии, собрание сочинений Ленина и т.п. Раньше рассматривала вариант сдать какую-то часть книг в библиотеку, но раз это всё пойдет в мусор, то продолжу хранить дома.

В генеалогических кругах не редки истории о том, как небольшие ЗАГСы, еще хранящие книги записей гражданского состояния за 20е - 40е года, списывали их и относили прямо в мусорку. Встречается и такое, что в мусоре находят и старые дореволюционные метрические книги.
За такие действия по уничтожению истории страны я бы давала несколько лет колонии, чтобы неповадно было.

[Корнак7]

Я не вижу какого-то иного выхода, нежели создание многочисленных центров культуры по типу анастасиевских, или кибуцу.
Но никак не то, что привел Человек.

[Филин]

В библиотеках ограничили хранение книги старше 20-ти лет. Народ, но это же БИБЛИОТЕКА!!! Хранилище книг

Ещё одна задача библиотек и музеев заключается в популяризации имеющегося архивного запаса. Затем, чтобы люди хотя бы знали, что где есть, и где это искать. Но Выполнить эту задачу без СМИ и расширенных трафиков интернета практически невозможно.  С одной стороны доступ К самой верхушке материалов больших музеев и библиотек вроде бы есть, но, с другой стороны, большая бюрократизация и закрытые основные архивники (в моём опыте, хотел собрать материалы по началу строительства нашей жел. дороги. Только материалы общего доступа. А ведь прошло больше ста лет!!!). В результате такой политики часть знаний просто со временем пропадёт из-за "ненадобности".

[Siringa]

Вопрос такой - кто из зачем хочет убрать из общего доступа старые книги? Особенно оттуда, откуда их не выкинут безмозглые потомки - из музеев и библиотек?

И второй - а что будет - если вся наша "электронная база данных" будет завирусена фальшивками или уничтожена вообще?

Чем больше нахожу вот таких явлений, когда само государство уничтожает самое себя, везде и всюду, во всех областях, в том числе, и культурное наследие, словно аутоиммунное заболевание...тем больше вижу таких явлений.
Словно когда-то коллективный запад дал пинка государственной верхушке России, и она до сих пор по инерции этого пинка разрушает и разрушает, так старательно, как будто других задач у неё больше нет. Выполняет чужие пожелания.

Я поняла, что книги нужно беречь , хранить. Если так дальше пойдёт, как сейчас, то нет сомнения, что электронная база будет постепенно очищена и подменена, и последующим поколениям придётся знания черпать именно оттуда, где их не будет.
Сейчас идёт активный процесс, когда хозяева денег на планете становятся и хозяевами Цифры. НЕ трудно понять, зачем им это надо. Будут контролировать абсолютно всю информацию.

[Siringa]

Уходит в прошлое время бумажных книг..  Старики, собиравшие хорошие и редкие книги по крупицам,  их ценят, как самое дорогое.

Попался рассказ, очень в тему!

Свеча горела...
Звонок раздался, когда Андрей Петрович потерял уже всякую надежду.
— Здравствуйте, я по объявлению. Вы даёте уроки литературы?
Андрей Петрович вгляделся в экран видеофона. Мужчина под тридцать. Строго одет — костюм, галстук. Улыбается, но глаза серьёзные. У Андрея Петровича ёкнуло под сердцем, объявление он вывешивал в сеть лишь по привычке. За десять лет было шесть звонков. Трое ошиблись номером, ещё двое оказались работающими по старинке страховыми агентами, а один попутал литературу с лигатурой.
— Д-даю уроки, — запинаясь от волнения, сказал Андрей Петрович. — Н-на дому. Вас интересует литература?
— Интересует, — кивнул собеседник. — Меня зовут Максим. Позвольте узнать, каковы условия.
«Задаром!» — едва не вырвалось у Андрея Петровича.
— Оплата почасовая, — заставил себя выговорить он. — По договорённости. Когда бы вы хотели начать?
— Я, собственно… — собеседник замялся.
— Первое занятие бесплатно, — поспешно добавил Андрей Петрович. — Если вам не понравится, то…
— Давайте завтра, — решительно сказал Максим. — В десять утра вас устроит? К девяти я отвожу детей в школу, а потом свободен до двух.
— Устроит, — обрадовался Андрей Петрович. — Записывайте адрес.
— Говорите, я запомню.
В эту ночь Андрей Петрович не спал, ходил по крошечной комнате, почти келье, не зная, куда девать трясущиеся от переживаний руки. Вот уже двенадцать лет он жил на нищенское пособие. С того самого дня, как его уволили.
— Вы слишком узкий специалист, — сказал тогда, пряча глаза, директор лицея для детей с гуманитарными наклонностями. — Мы ценим вас как опытного преподавателя, но вот ваш предмет, увы. Скажите, вы не хотите переучиться? Стоимость обучения лицей мог бы частично оплатить. Виртуальная этика, основы виртуального права, история робототехники — вы вполне бы могли преподавать это. Даже кинематограф всё ещё достаточно популярен. Ему, конечно, недолго осталось, но на ваш век… Как вы полагаете?
Андрей Петрович отказался, о чём немало потом сожалел. Новую работу найти не удалось, литература осталась в считанных учебных заведениях, последние библиотеки закрывались, филологи один за другим переквалифицировались кто во что горазд. Пару лет он обивал пороги гимназий, лицеев и спецшкол. Потом прекратил. Промаялся полгода на курсах переквалификации. Когда ушла жена, бросил и их.
Сбережения быстро закончились, и Андрею Петровичу пришлось затянуть ремень. Потом продать аэромобиль, старый, но надёжный. Антикварный сервиз, оставшийся от мамы, за ним вещи. А затем… Андрея Петровича мутило каждый раз, когда он вспоминал об этом — затем настала очередь книг. Древних, толстых, бумажных, тоже от мамы. За раритеты коллекционеры давали хорошие деньги, так что граф Толстой кормил целый месяц. Достоевский — две недели. Бунин — полторы.
В результате у Андрея Петровича осталось полсотни книг — самых любимых, перечитанных по десятку раз, тех, с которыми расстаться не мог. Ремарк, Хемингуэй, Маркес, Булгаков,  Пастернак… Книги стояли на этажерке, занимая четыре полки, Андрей Петрович ежедневно стирал с корешков пыль.
«Если этот парень, Максим, — беспорядочно думал Андрей Петрович, нервно расхаживая от стены к стене, — если он… Тогда, возможно, удастся откупить назад Бальмонта. Или Мураками. Или Амаду».
Пустяки, понял Андрей Петрович внезапно. Неважно, удастся ли откупить. Он может передать, вот оно, вот что единственно важное. Передать! Передать другим то, что знает, то, что у него есть.
Максим позвонил в дверь ровно в десять, минута в минуту.
— Проходите, — засуетился Андрей Петрович. — Присаживайтесь. Вот, собственно… С чего бы вы хотели начать?
Максим помялся, осторожно уселся на край стула.
— С чего вы посчитаете нужным. Понимаете, я профан. Полный. Меня ничему не учили.
— Да-да, естественно, — закивал Андрей Петрович. — Как и всех прочих. В общеобразовательных школах литературу не преподают почти сотню лет. А сейчас уже не преподают и в специальных.
— Нигде? — спросил Максим тихо.
— Боюсь, что уже нигде. Понимаете, в конце двадцатого века начался кризис. Читать стало некогда. Сначала детям, затем дети повзрослели, и читать стало некогда их детям. Ещё более некогда, чем родителям. Появились другие удовольствия — в основном, виртуальные. Игры. Всякие тесты, квесты… — Андрей Петрович махнул рукой. — Ну, и конечно, техника. Технические дисциплины стали вытеснять гуманитарные. Кибернетика, квантовые механика и электродинамика, физика высоких энергий. А литература, история, география отошли на задний план. Особенно литература. Вы следите, Максим?
— Да, продолжайте, пожалуйста.
— В двадцать первом веке перестали печатать книги, бумагу сменила электроника. Но и в электронном варианте спрос на литературу падал — стремительно, в несколько раз в каждом новом поколении по сравнению с предыдущим. Как следствие, уменьшилось количество литераторов, потом их не стало совсем — люди перестали писать. Филологи продержались на сотню лет дольше — за счёт написанного за двадцать предыдущих веков.
Андрей Петрович замолчал, утёр рукой вспотевший вдруг лоб.
— Мне нелегко об этом говорить, — сказал он наконец. — Я осознаю, что процесс закономерный. Литература умерла потому, что не ужилась с прогрессом. Но вот дети, вы понимаете… Дети! Литература была тем, что формировало умы. Особенно поэзия. Тем, что определяло внутренний мир человека, его духовность. Дети растут бездуховными, вот что страшно, вот что ужасно, Максим!
— Я сам пришёл к такому выводу, Андрей Петрович. И именно поэтому обратился к вам.
— У вас есть дети?
— Да, — Максим замялся. — Двое. Павлик и Анечка, погодки. Андрей Петрович, мне нужны лишь азы. Я найду литературу в сети, буду читать. Мне лишь надо знать что. И на что делать упор. Вы научите меня?
— Да, — сказал Андрей Петрович твёрдо. — Научу.
Он поднялся, скрестил на груди руки, сосредоточился.
— Пастернак, — сказал он торжественно. — Мело, мело по всей земле, во все пределы. Свеча горела на столе, свеча горела…
— Вы придёте завтра, Максим? — стараясь унять дрожь в голосе, спросил Андрей Петрович.
— Непременно. Только вот… Знаете, я работаю управляющим у состоятельной семейной пары. Веду хозяйство, дела, подбиваю счета. У меня невысокая зарплата. Но я, — Максим обвёл глазами помещение, — могу приносить продукты. Кое-какие вещи, возможно, бытовую технику. В счёт оплаты. Вас устроит?
Андрей Петрович невольно покраснел. Его бы устроило и задаром.
— Конечно, Максим, — сказал он. — Спасибо. Жду вас завтра.
— Литература – это не только о чём написано, — говорил Андрей Петрович, расхаживая по комнате. — Это ещё и как написано. Язык, Максим, тот самый инструмент, которым пользовались великие писатели и поэты. Вот послушайте.
Максим сосредоточенно слушал. Казалось, он старается запомнить, заучить речь преподавателя наизусть.
— Пушкин, — говорил Андрей Петрович и начинал декламировать.
Максим слушал.
— Не устали? — спрашивал Андрей Петрович.
— Нет-нет, что вы. Продолжайте, пожалуйста.
День сменялся новым. Андрей Петрович воспрянул, пробудился к жизни, в которой неожиданно появился смысл. Поэзию сменила проза, на неё времени уходило гораздо больше, но Максим оказался благодарным учеником. Схватывал он на лету. Андрей Петрович не переставал удивляться, как Максим, поначалу глухой к слову, не воспринимающий, не чувствующий вложенную в язык гармонию, с каждым днём постигал её и познавал лучше, глубже, чем в предыдущий.
Однажды, в среду, Максим не пришёл. Андрей Петрович всё утро промаялся в ожидании, уговаривая себя, что тот мог заболеть. Не мог, шептал внутренний голос, настырный и вздорный. Скрупулёзный педантичный Максим не мог. Он ни разу за полтора года ни на минуту не опоздал. А тут даже не позвонил. К вечеру Андрей Петрович уже не находил себе места, а ночью так и не сомкнул глаз. К десяти утра он окончательно извёлся, и когда стало ясно, что Максим не придёт опять, побрёл к видеофону.
— Номер отключён от обслуживания, — поведал механический голос.
Следующие несколько дней прошли как один скверный сон. Даже любимые книги не спасали от острой тоски и вновь появившегося чувства собственной никчемности, о котором Андрей Петрович полтора года не вспоминал. Обзвонить больницы, морги, навязчиво гудело в виске. И что спросить? Или о ком? Не поступал ли некий Максим, лет под тридцать, извините, фамилию не знаю?
Андрей Петрович выбрался из дома наружу, когда находиться в четырёх стенах стало больше невмоготу.
— А, Петрович! — приветствовал старик Нефёдов, сосед снизу. — Давно не виделись. А чего не выходишь, стыдишься, что ли? Так ты же вроде ни при чём.
— В каком смысле стыжусь? — оторопел Андрей Петрович.
— Ну, что этого, твоего, — Нефёдов провёл ребром ладони по горлу. — Который к тебе ходил. Я всё думал, чего Петрович на старости лет с этой публикой связался.
— Вы о чём? — у Андрея Петровича похолодело внутри. — С какой публикой?
— Известно с какой. Я этих голубчиков сразу вижу. Тридцать лет, считай, с ними отработал.
— С кем с ними-то? — взмолился Андрей Петрович. — О чём вы вообще говорите?
— Ты что ж, в самом деле не знаешь? — всполошился Нефёдов. — Новости посмотри, об этом повсюду трубят.
Андрей Петрович не помнил, как добрался до лифта. Поднялся на четырнадцатый, трясущимися руками нашарил в кармане ключ. С пятой попытки отворил, просеменил к компьютеру, подключился к сети, пролистал ленту новостей. Сердце внезапно зашлось от боли. С фотографии смотрел Максим, строчки курсива под снимком расплывались перед глазами.
«Уличён хозяевами, — с трудом сфокусировав зрение, считывал с экрана Андрей Петрович, — в хищении продуктов питания, предметов одежды и бытовой техники. Домашний робот-гувернёр, серия ДРГ-439К. Дефект управляющей программы. Заявил, что самостоятельно пришёл к выводу о детской бездуховности, с которой решил бороться. Самовольно обучал детей предметам вне школьной программы. От хозяев свою деятельность скрывал. Изъят из обращения… По факту утилизирован…. Общественность обеспокоена проявлением… Выпускающая фирма готова понести… Специально созданный комитет постановил…».
Андрей Петрович поднялся. На негнущихся ногах прошагал на кухню. Открыл буфет, на нижней полке стояла принесённая Максимом в счёт оплаты за обучение початая бутылка коньяка. Андрей Петрович сорвал пробку, заозирался в поисках стакана. Не нашёл и рванул из горла. Закашлялся, выронив бутылку, отшатнулся к стене. Колени подломились, Андрей Петрович тяжело опустился на пол.
Коту под хвост, пришла итоговая мысль. Всё коту под хвост. Всё это время он обучал робота.
Бездушную, дефективную железяку. Вложил в неё всё, что есть. Всё, ради чего только стоит жить. Всё, ради чего он жил.
Андрей Петрович, превозмогая ухватившую за сердце боль, поднялся. Протащился к окну, наглухо завернул фрамугу. Теперь газовая плита. Открыть конфорки и полчаса подождать. И всё.
Звонок в дверь застал его на полпути к плите. Андрей Петрович, стиснув зубы, двинулся открывать. На пороге стояли двое детей. Мальчик лет десяти. И девочка на год-другой младше.
— Вы даёте уроки литературы? — глядя из-под падающей на глаза чёлки, спросила девочка.
— Что? — Андрей Петрович опешил. — Вы кто?
— Я Павлик, — сделал шаг вперёд мальчик. — Это Анечка, моя сестра. Мы от Макса.
— От… От кого?!
— От Макса, — упрямо повторил мальчик. — Он велел передать. Перед тем, как он… как его…
— Мело, мело по всей земле во все пределы! — звонко выкрикнула вдруг девочка.
Андрей Петрович схватился за сердце, судорожно глотая, запихал, затолкал его обратно в грудную клетку.
— Ты шутишь? — тихо, едва слышно выговорил он.
— Свеча горела на столе, свеча горела, — твёрдо произнёс мальчик. — Это он велел передать, Макс. Вы будете нас учить?
Андрей Петрович, цепляясь за дверной косяк, шагнул назад.
— Боже мой, — сказал он. — Входите. Входите, дети.

© Майк Гелприн, Нью-Йорк («Seagull Magazine», 16.09.2011)

[Шелтопорог]

рекомендую.
Лучший  материал  по  теме.






 

[YANG cringe]

Цитата: Доктор Зак от 02 Октябрь 2020, 13:19:36
Уходит в прошлое время бумажных книг..  Старики, собиравшие хорошие и редкие книги по крупицам,  их ценят, как самое дорогое.
Попался рассказ, очень в тему!

Свеча горела...

Здравствуйте Сирень, Зак.
Сильный рассказ, очень понравилось.

Лицом к лицу
Лица не увидать.
 [Источник Культура.РФ: https://www.culture.ru/poems/43511/pismo-k-zhenshine ]
Вспомнилась именно эта связка слов, тема где то рядом,
детей бы.. Воспитать.

[Дмитpий]

[Аннушка]

Не знаю в какую тему поместить. Можно сказать, что это утраченное ремесло - добыча речного жемчуга.

[Аннушка]

Председатель СНТ - альтернативщик, изучающий исторические моменты по книгам и выезжая на место, чтобы увидеть своими глазами то, что ещё возможно увидеть.

[Шелтопорог]

   Вот  такая  срань напечатанная на  компьютере  выдается за "Исторический документ подтверждающий страшную тупость наших прадедов".  Ну  что  о таких дебилах можно сказать?